Термин «Мехтула» происходит от кумыкского, то есть тюркского, Магьтиулу «Махдиевское». По-аварски же произносили данное слово как Магьдал «Махдиевцы»[1]. В одном из русских документов XVII в., происходивших из канцелярии правящих кругов Терского города, говорится, кстати, что в числе дагестанских горцев – нападавших тогда на царских людей – присутствовали и «магдеевцы». Имели же место эти события из истории Северо-восточного Кавказа несколько раньше 1648 г.[2]

В горах Дагестана территория Мехтулы включала в свой состав – не исключено – авароязычное «общество» Андалал[3], то есть южную часть Гунибского района. Касается сказанное, далее, политического статуса юго-восточной части нынешнего Гергебильского района РД, а именно – таких селений как Аймаки (ГIаймакиб) и Гергебиль (Хьаргаби)[4]. Частью Мехтулы было также Левашинское плато, по крайней мере те земли последнего, которые лежат в бассейне р. Герга, известные среди аварцев, в прошлые времена, как Юрт[5]. Там именно стояло традиционное летнее местопребывание мехтулинских князей - сел. Охли (УхIлиб), которое выделяли местные знатоки преданий термином Тах-росо, что означает в переводе с аварского «Село имеющее трон; Престольное». Вполне можно думать, при этом, что основателями сел. Охли были лакцы, пришедшие из окрестностей Кумуха, к северу от которого имеется урочище с очень похожим названием.

Мехтулинские правители XIX в. были традиционно двуязычными – свободно общались на кумыкском и аварском языках, но, возможно, владели они и другими языками Дагестана. Это и не удивительно, ибо подвластная им территория делилась на два основных этнических региона. Это был, во-первых, регион аварский. Составляли его, кроме упомянутых выше, населенные пункты: Верхний Дженгутай, Дуранги, Апши, Ахкент, Кулецма, Чогли и Урма; причем расположены они поблизости от даргиноязычных селений. Вторым, регионом был кумыкский (Нижний Дженгутай, Дургели, Какашура и Параул)[6], который выделялся, причем своей многолюдностью, проистекавшей из наличия там большого количества хорошей земли.

В XIV–XV вв. территория известная как мехтулинский Юрт, где имеется, кстати, даргинская топонимика, принадлежала князьям Губдена, которые связаны были с татаро-монголами Золотой Орды. Видно это из того, например, обстоятельства, что указанные аристократы предгорного Дагестана, родным языком которых являлся даргинский, как и тюркоязычная знать Карабудахкента, составляли тухум «Карачи». Что же касается данного названия, то это – золотоордынский социально-политический термин: къарачи< монг. хъарачу «чернь; татаро-монгольская знать не происходящая от божественного Чингиз-хана».

Следует здесь правда отметить, что в этно-генетическом плане дагестанская историческая традиция не относила предгорную аристократию карачи к вчерашним азиатам. Она привязывала их к столбу «коренных владетелей Дагестана», происходившему «из рода Сураката». Карачи//карачи-беки считались, таким образом, выходцами из высокогорного Хунзаха. В данной связи следует отметить, что в указанное выше время, то есть в XIV–XV вв., находилась под контролем повелителей, которые сидели тогда в Хунзахе (Авар), предгорная территория прилегающая к Юрту. Соответствует же она верхней части бассейна р. Параулозень, где стоит Дженгутай – местопрохождение одного из главных путей, связывавших Прикаспий с Сулакским речным бассейном[7].

Согласно «преданию», весьма «свежо» – если брать тут 2-ю половину XIX в., – «сохранившемуся в народе» Темир-Хан-Шуринского округа, пришел в северную часть нынешнего Левашинского района знатный «казикумухец». Имя его было Махди. Имело же место указанное событие, исходившее от «члена» правящего «дома» Кумуха, примерно в середине XVII в.Тогда-то названный горский аристократ «с прозвищем Кара», то есть «Черный», получивший позднее известность как «Карамахди», и выходит на арену кавказской истории. Дело в том, что имея ссоры с верховным правителем, который сидел тогда в пределах Лакии – в Кумухе, поселился Махди среди юртовских аварцев[8].

В данной связи отметить необходимо, что задолго до этого, еще в XV в., считалась «полным владением» (мулк) шамхала, который сидел в Кумухе, та горная территория, которая соответствует, примерно, Левашинскому плато. Простиралась она от верховий левашинской речки Халагорк (участок Лабко), доходя до земель Кулецма, Губдена и Кадара, то есть вплоть до бассейна речки Герга. Что же касается жителей кумыкского сел. Дургели, которых дагестанская традиция считает ведущими мехтулинцами, то они обязаны были давать шамхалам XV в. ежегодно: по 350 «баранов», а также зерно, мед и ослов[9].

В конце XVI в. фиксирует русский архивный материал родственников тогдашних крым-шамхалов, в качестве обитателей средней части бассейна р. Параулозень. Так, в укрепленном сел. Дженгутай («кабак Юнгутей») сидел к 1598 г. «Крым-Шевкалов племянник» по имени Сурхай, о котором писано и в 1604 г. Говорится, что один из стрельцов Терского гарнизона выехал по делам вместе «с Крым-Шевкаловым племянником Салтановым сыном с Суркаем». Из этого вытекает, как мне думается, то, что последний, как и «Крым-Шевкалов сын Мехдей», который сидел в 1598 г. в кумыкском сел. Дургели («кабак Дергели»), причем вместе с сотней кавалеристов, должны быть привязаны к крым-шамхалу 80-х годов XVI в., носившему имя Алимсултан («Елим Салтан»)[10]. Одним словом: Сурхай Дженгутейский, имевший в своем распоряжении «100 человек конных» был сыном прежнего крым-шамхала, которого звали Алимсултан, а Махди по прозвищу «Черный», был рожден от брата (?) названного Алимсултана – от того аристократа, который являлся крым-шамхалом в 1598 г. Есть при этом информация, которая наводит на мысль, что отца этого Махдизвали крым-шамхал Сурхай, но тут, однако, – подчеркиваю – много еще не ясного.

При любом толковании родственных связей князя Махди Черного ясно одно: те знатные кумухцы, из рядов которых выходили шамхалы и крым-шамхалы, сумели, двигаясь по даргинской зоне Левашинского плато, проникнуть к концу XVI в. в бассейн р. Параулозень. Попали они, причем, в ту зону последнего, где было сильным влияние тюркского языка.

Князя Махди, который к концу жизни своей (умер после 1631 г.) был крым-шамхалом и, вероятно, правителем всей Дженгутайской зоны, упоминают старинные песни лакцев и аварцев. Знают они его как Махди из сел. Гукал-Табахлу (вар. Махди-шамхал Табахлинский), причем гласит арабоязычная приписка к одному из Коранов XIX в., что лакское сел. Кукни являлось первоначально «хутором Махди Гукальского»[11].

Этот Махди, – «Аббасид» кумухского корня – которого характеризовал русским Илдар-шамхал II как «дядю своего», доставлял «государевым людям, занятым «на» рыбных (?) «промыслах», - находящихся по Тереку (?) - заметное «утеснение»[12]. Собрав – первым из историков – об этой видной личности средневековья все, практически, данные из письменных источников, отождествил еезатем, Умаханов М.-С.К. с «основателем Мехтулинского ханства». Речь идет о «Кара-Мехти»[13].

Во 2-й половине 30-х годов XVII в.выходит на арену кавказской истории «Агметхан Магдиев», то есть кумухский «Аббасид» Ахмадхан – сын крым-шамхала Махди. Под 1648-1659 гг. этот «махдеевской владелец Ахматхан», нападал, по примеру своего отца (?), на казачьи городки (в 1638-1640 гг.), стоявшие по Тереку. Вследствие этого было (1659 г.) от «людей» Ахмадхана «большое дурно» российскому служилому элементу и казакам – в их «проездах по дорогам и по Тереку реке». Совершал он это, причем, совместно - в ряде случаев - с жителями кумыкского сел. Эндерей.

Происходило все это в то еще время, когда стоял Эндирей на р. Сулак, немного выше аварского сел. Бавтугай. Результатом же стало здесь большое внимание со стороны российских структур по отношению к Ахмадхану Дженгутайскому, которого можно обозначать как «Первого».

В 1648 г. русские характеризуют этого Ахмадхана, то есть мехтулинского «Аббасида», фразой «началной владелец», который «живет о себе». Территорию же подвластную ему показывают они «от Ондреевы деревни и до Грузинские земли». Понимать следует это так, видимо, что княжество «магдеевцев», которые имели генетическую связь с Кумухом, обладало в середине XVII в. выходом к правобережью Сулака, с одной стороны, и к грузинской («Гурджистанский вилаят» эпохи Чингизидов - ?) границе – с другой. Данная позиция, в свою очередь, заставляет верить показанию вышеназванного источника XIX в., гласящему, что Андалальское «общество» входило в состав Мехтулы.

Такой подход к прошлому Сулакского бассейна дает не мало полезного. Он, во-первых, облегчает, как нам видится, понимание: реальных путей для получения земель в Аваристане (XVII в.)потомством Мухаммадхана Кумухского, а также другими «Аббасидами», которые обосновались в бассейне Аварского Койсу. Во-вторых, становятся ясными обстоятельства облегчившие андалальский и гонодинский контроль над Талгинской зоной и соседнии землями.

У Ахмадхана I был брат Аманулла-бек (1659 г.) и пять сыновей, которых можно смело характеризовать как «Аббасидов» кумухского корня. Это были: Завзан Дженгутаевский (1659-1691 гг.), который умер в Терском городе, Махди (1659 г.), Мирзабек (1659 г.), Мухаммад (ум. в 1663/64 г.) и Султанахмад (?). Из них Завзан известен тем, что был заложником в Терках (1659 г., 1676-1678 гг.), получал от русских жалование (1680-1686 гг.) и умер от чумы, когда находился среди них[14]. У этого Завзана было два, как минимум, сына, которые также имели связь с Терким городом и царским «жалованием» – Арслан (ум. в 1690/91 гг.) и Султанмурад (1692/93 гг.). У вышеупомянутого князя Мирзабека был, насколько известно, один сын – Хасбулат Дженгутайский (1697/98 гг.), который также получал от России определенную материальную подпитку[15].

После «Аббасида» Ахмадхана I перешла власть в Мехтуле к его сыну Махди, который дал подписку России (1659 г.) и получил царское «жалование». Этот человек, то есть Махди II, который скончался, кстати, в 1704/705 г.[16], был – может быть, – тем самым Махди, которого изгнал из Лакии – согласно преданиям записанным Л.И.Лавровым, – Сурхай Однорукий[17]. Последний ведь, как известно, вел – открыто или исподволь – политику на вытеснение особо сильных и решительных «Аббасидов» из бассейна Казикумухского Койсу. Делал он это для того, чтобы «потомкам Хамзата» жилось там спокойнее.

У Махди II, «Аббасида» кумухского корня, было – как представляется, – два сына. Один из них – Алибек, который сидел в Дженгутае (1732 г.). О другом же, носившем имя Айдемир, известно, что умер он в 1735/36 г.[18]

В эпоху Персидского похода Петра I правителем Мехтулы был представитель «лезгинского», то есть общающегося по-аварски, «народа» Махди-бек Дженгутайский. Отца данного аристократа, «мегдеевца» который был одним из двух «лезгинских» предводителей, что «воевались с войском» Петра, – именовал он себя в арабских письмах «султаном великих султанов, эмиром благородных эмиров» – звалиПирмухаммад. В 1732 г. братья названного Махди-бека, которых звали Султан и Махмуд, сидели в кумыкском сел. Параул. Это при том, что местопребыванием самого Махди-бека («Мегди, Пермаметев сын») было кумыкское сел. Дургели, в котором и тогда, наверное, имелся еврейский квартал[19].

Этот Махди-бек, то есть Махди III, был, думается, последним «Аббасидом» кумухского корня, правившим в пределах Мехтулы. Дело в том, во-первых, что он, согласно одному из арабоязычных писем, опасался нападения на свои владения «армии Хунзаха (Авар)», что в конце концов и произошли где-то после 1732 г.[20] Истоки же такого развития событий в дагестанском предгорье искать следует в укоренившейся идеологии средневековых хунзахцев – в Завещании Андуника, текст которого обязывал каждого нового правителя Аваристана бороться за территориальное воссоздание государства Сарир, причем в эпоху его наибольшего могущества. Во-вторых, следует отметить здесь, что Петр I, используя факт распада Сефевидского Ирана, сокрушил всю систему шамхальства. Обстоятельство это должно было, в свою очередь, как мне думается, ослабить военно-политические позиции многих «Аббасидов», в том числе «аббасидской» фамилии, которая обосновалась в Дженгутайской зоне.

Генеалогическая часть работы Мехтулинские ханы, опубликованной в 1869 г., – на базе записки от 1867 г. – где упоминается «казикумухец» Карамахди как основатель Мехтулинской династии, является плодом творчества российских служащих. Были же в числе таковых князь Джорджадзе и, может быть, А.В.Комаров.

Что касается местных авторов XIX в., то они писали тут, что Мехди IV, бывший сыном Ахмадхана II, является ответвлением рода «древних аварских владетелей», но никак не кумухцем[21]. У лезгина Х.Алкадарского, имевшего возможность контактировать в Темир-Хан-Шуре со знатными мехтулинцами конца XIX – начала ХХ вв., в интересующем нас аспекте так написано: «дженгутаевец» Махди-бек, сын Ахмадхана, происходит «от аварских ханов»[22]. В дополнение к приведенным фразам обратим внимание здесь и на тот факт, что в 1828 г. Ахмадхана «Дженгутаевского», который являлся внуком Махди IV, охарактеризовали как аристократа «происходящего… по прямой линии от древних ханов Аварских»[23]. Кстати, нынешние малочисленные потомки правителей Мехтулы, хотя и владеют только кумыкским языком, – наряду, понятно, с русским, – но считают себяаварцами. Они, Мурзабековы (чанки, происходящие от брата Хасан-хана Мехтулинского) и Зейналовы (потомки Зайнала-чанки, который жил в начале ХХ в. в Верхнем Дженгутае), утверждают, что их отцы и деды свободно говорили не только на кумыкском, но и на аварском. Ликвидацию в их среде традиционного двуязычия считают эти люди «заслугой» мероприятий Советской власти.

Тот факт, что правители Мехтулы XVIII–XIX вв., при всей своей гордости происхождением из Аварии, не указывали: от какого конкретно хана Аварии они происходят, – толкает нас на размышления. Такие же чувства вызывает то очевидное обстоятельство, что данная часть мехтулинцев, их традиционная элита, практически не знала (даже в XIX в.) своей родословной. Напрашивается тут предположение поэтому, что Ахмадхан II (30-40-е годы XVIII в.), при котором власть в Мехтуле перешла от «Аббасидов» кумухского корня к «потомству Сураката», был первоначально малозначительным карачи-беком. Он являлся, таким образом, представителем аристократического родапредгорья, связанного в прошлом с татаро-монголами, который, однако, афишировал себя в качестве выходца из Аварии. Используя новую общественно-политическую ситуацию, складывающуюся в окружающем мире и в родных местах с 20-х годов XVIII в., названный нобиль – потомок лиц служивших государственности Чингизидов – оттеснил потомков Махди Черного, кумухского «Аббасида», от руководства жизнью мехтулинцев. Это был, следует отметить, особо крупный шаг древнейшего клана Дагестана в сторону реализации заветов Андуник-нуцала (XV в.), слабого князька призывавшего своих приемников возродить древний Сарир – государство с центром в Хунзахе, которое владело частью Каспийского побережья.

Как известно, на Северо-восточном Кавказе XIX в. бытовала устная версия, выводившая правителей Мехтулы «из рода крымских… беков»[24]; в тексте А-К.Бакиханова: мехтулинский хан – «потомок монголов»[25]. В свете наличных фактов, о которых сказано выше, понять можно эти утверждения, однако, так, что в указанном столетии люди весьма смутно помнили о том, как сформировалась Мехтула.

Во-первых, в данной работе уже говорилось, что у древних правителей территории, которую стали называть со временем «Мехтула», были прочные административно-политические связи с татаро-монгольским миром. Во-вторых, отметим, что в XVI–XVII вв. среди мехтулинских правителей были носители титула «крым-шамхалы» (гъирим). Все это, однако, перепуталось в головах позднейших поколений. Как результат этого, появилось на свет странное предание о генезисе мехтулинского правящего (в XVIII–XIX вв.) рода. Стали утверждать, что он происходит от хорошо известных дагестанцам татаро-монголов Крыма.